николаю снится золотое солнце на черном фоне, его пожирает черный туман, он расползается по всему миру, охватывает тела и забирается прямо в сердце, смыкается панцирем вокруг органов, поселяет в груди змею, что сквозь грудную клетку все жаждет вырваться наружу, прогрызает себе выход, обвивает своим хвостом само нутро, а потом выбирается через черноту в венах, виднеющихся сквозь кожу, через огромные черные крылья, через когти, заточенные сильно, клыки, рвущие плоть в два счета.
ему снится лет с высоты полета, он чувствует ветер, огибающие его со всех сторон, слышит малейшие шорох в деревьях, чувствует плоть и кровь.
ему снится, что он голоден, голоден до смерти, готов съесть целую деревню и даже не поперхнуться, содрать с них кожу, вцепиться зубами в плоть и отрывать куски мяса по маленькому кусочку, смакуя и распробывая на вкус.
ему снится кошмар, от которого он не может проснуться.

николая вырывает из сна резко, словно сквозь толщу воды, будто он рыба на берегу, пытается заставить себя дышать кислородом, который не подходит для него - попытки приводят только к неизбежной гибели. у николая раскалывается голова, красные белки глаз и одеревеневшие мышцы, словно он бежал марафон несколько дней не останавливаясь. ему бы сейчас поспать в своей кровать часов девятнадцать, а не находиться неизвестно где.

кстати, неизвестно где, это где?

ланцов приподнимается на лопатках, сразу падает обратно, стонет от боли в теле и пугается своего голоса - в рту сухо, по глотке словно поводили наждачкой туда-сюда раз двести и превратили всю слизистую в кровавое месиво. весь воздух снова выбивает из легких, и николай спрашивает себя, почему он чувствует себя так, словно попал под табун лошадей - ответ ускользает из сознания, мечется где-то на краю подсознания, но не хочет выходить наружу, чтобы ланцов его прочитал.
николаю это все не нравится.

он делает вторую попытку встать - немного успешнее, чем первая, но у него получается только сесть, закопавшись сильнее в стог сена - оно в волосах, на руках, прилипло к рубашке и окрашено кровью. ланцов поднимает руки, пытается рассмотреть в предрассветных сумерках - они темно-бардовые, в чем-то запекшемся, что стягивает кожу и и пахнет железом.
запах железа повсюду, закрадывается в ноздри, проникает в легкие, вьется через рот прямиком в желудок. его рубашка вся в крови, а стоит облизать губа, как солено-металлический привкус крови оказывается на языке.
николай пытается дышать через рот, потому что запах просто невыносимый.

ланцов пытается вспомнить вчерашний день, вечер, хотя бы что-то накануне - память услужливо подбрасывает ужин с триумвиратом, нравоучения зои и шутки близнецов-сердцебитов. он уходит к себе в спальню, перебрасывается парочкой диалогов с толей, перед тем, как пожелать им спокойной ночи и распоряжается принести себе в спальню кувшин кваса. помнит, как сидел над чертежами очередного оружия и за столом же и уснул.

и все.
больше он не помнит ничего.

в тенях что-то шевелится, николай вглядывается в них, затаив дыхание, вглядывается до боли в глазах, но ничего не различить - он слишком хорошо скрывается или это все плод его воображения, вуаль сна, не прошедшая до конца.
николай трет глаза и медленно встает со стога, осматривает амбар, в котором находится, видит, что скотина разодрана в клочья, будто ее сожрал дикий зверь. николай закрывает на эту картину глаза, думает, что нужно отсюда убираться быстрее, пока его в таком виде не застукали верноподданные - слишком много вопросов возникнет, что царь в таком виде делает рядом с убитыми животными.

или это все ненастоящее? он все еще спит?

тень в углу становится четче, проявляется на свету, словно призрак, заставляя николая сделать два шага назад.
- если я умер и мы оба в раю, то небесной канцелярии следует пересмотреть свои критерии отбора, - говорит он нарочито бодро, словно один вид гриша напротив не вызывает желание ущипнуть себя за кожу побольнее, чтобы проснуться, - дарклинг, - имя растягивается пеплом на языке, вызывает желание запить водой, выполоскать из десен, отдает привкусом гнили.